В прошедшую пятницу архиепископ продолжил в Кафедральном соборе цикл проповедей о современных блаженных.

Cлужение единству – это ключ к пониманию личности и наследия блаженного Леонида Фёдорова.

Вспоминая времена, когда перед лицом величественных и страшных событий, среди гонений и в узах преодолевались вековое взаимное непонимание и вражда, мы не можем не задаться вопросом: неужели и нам необходимо дойти до крайних пределов исторической катастрофы, чтобы узнать друг в друге брата и, узнав, возлюбить всем сердцем?

Может быть, самыми известными словами блаженного Леонида являются следующие: «Вся моя жизнь была построена на двух элементах: на любви к Церкви, к которой я присоединился, и на любви к Родине, которую я обожаю...»

Леонид Федоров родился в Петербурге 4 ноября 1879 года. Рано лишившись отца, не пережившего потери своего состояния, он остался на попечении матери, с трудом зарабатывавшей средства к существованию.

Мать его была женщиной замечательной. Ей он обязан, главным образом, своим первым интеллектуальным развитием и духовным воспитанием. Впоследствии она, по примеру сына, присоединилась к Католической Церкви, и была одним из самых деятельных членов русского католического прихода, зародившегося в Петербурге в начале ХХ столетия.

Чувствуя призвание к католичеству, монашеству и священству, блаженный Леонид в 1902 году уехал за границу и, как все его соотечественники, чувствовавшие призвание к святому делу полного общения с Католической Церковью, сохраняя византийскую традицию, направился во Львов, в Галицию, к митрополиту Андрею Шептицкому, который и принял его в лоно Вселенской Церкви и с тех пор стал его духовным отцом, руководителем его занятий, а затем – непосредственным иерархическим начальником.

Перед тем, как стать священником-монахом, Леонид Федоров изложил митрополиту Андрею историю постепенного развития своих стремлений к монашеской жизни:

«Мысль о монашестве зародилась у меня ещё в России, когда мне было всего 14 лет. В это время я в первый раз прочитал Библию и некоторые её книги, а именно: книгу Иова, Экклесиаста и Премудрости Соломона. Они произвели на меня неотразимое впечатление «суетой сует». На меня напала невыразимая тоска, доходившая до тупого отчаяния, так как к мрачным взглядам я был отчасти расположен с самого детства. Постоянно звучали в ушах слова Экклесиаста: «Кто умножает познания, умножает скорбь». Вот эта-то скорбь и была первым толчком на пути монашества.

Мне было уже 20 лет, когда путём усердного чтения и изучения святых Отцов, соборов и истории Церкви я пришёл к убеждению в истинности Вселенской Церкви.

Благодать Господня, осиявшая меня в тот же самый момент, когда я уже терял веру, произвела во мне новый переворот и напомнила о живом, реальном Христе – Спасителе мира.

Я стал сознательным верующим, апологетом христианства, посвятившим всю свою жизнь защите и распространению учения Церкви: моё решение стать священником становится непреклонным. Изучая творения восточных аскетов, я понял, что монашество – это усовершенствование себя путём мучительной борьбы и приближение к Иисусу Христу.

Католическая Церковь была для меня не только источником познаваемой вечной истины, но и стала д новой силоамской купелью, из которой я вышел совершенно обновленный. Здесь я горячо полюбил не только народ вообще, но и, в частности, наш русский народ, и сделать что-нибудь для бедного, смиренного русского народа-аскета стало необходимой потребностью».

Митрополит Шептицкий, во избежание каких-либо неприятностей для Федорова, отправил его в Константинополь, где отца Леонида рукоположили в 1911 году.

Объявление воины застало его в Константинополе. Он счёл своим долгом вернуться на родину. Прибыл в Петербург, но и двух недель не пробыл там, как был арестован и выслан в административном порядке в Сибирь, в Тобольск, под строгий надзор полиции. Три года пробыл он там, и только после свержения царского правительства отец Леонид смог вернуться в столицу, уже называемую Петроградом, где с нетерпением ожидали его митрополит Шептицкий и все собравшиеся освобожденные русские священники-католики.

Своим представителем на всю Россию митрополит Андрей назначил отца Леонида Федорова с титулом экзарха, и тогда «церковная жизнь русских греко-католиков этого периода стала столь насыщенной».

Отец Леонид Фёдоров – прекрасный оратор, проповедник, апологет – выступал всюду с докладами, всегда насыщенными примиряющим словом. Особенно поразил слушателей его реферат, прочитанный в Москве, на тему «Ты еси Пётр».

В Петрограде под начальством экзарха основываются женские группы: община Святого Семейства, община Сестёр Святого Духа, и община Иоанна Златоуста.

А материальное положение день ото дня становилось для экзарха всё более тяжелым и отчаянным. Вот как сам экзарх описывает это в письме к Митрополиту Шептицкому от 1922 года: «Вашему покорнейшему слуге приходилось голодать до того, что тряслись руки и колени, и приходится до сих пор рубить и колоть дрова, ломать на дрова дома и заборы, быть молотобойцем в кузнице, возить тачки с поклажей и мусором, разрабатывать огороды и дежурить на них по ночам... Бога ради не думайте, что тут играет роль хоть самая малейшая гордость или обида, или зависть. Нет, если апостолы и святые не стыдились быть нищими Христа ради, то нам несчастным, обременённым грехами многими, как думать о каком-то самолюбии...»

Но все эти трудности и тяжелые условия ничуть не умаляли апостольского рвения и духа отца Леонида. Экзарх стал горячим работником по сближению православных с католиками. «Не активная проповедь, не натиск миссионера нужны в России», – писал Фёдоров, – «и тем более не прозелитизм, который вредит делу соединения... Главная цель миссии – распространение и популяризацию здоровых идей в католичестве и сближение с православным духовенством».

При этом горячее стремление к единству не мешало отцу Леониду быть прямым и честным в том, что мы сегодня называем «экуменическим диалогом», ясно и недвусмысленно свидетельствуя об истине, без которой единение просто утрачивало бы всякий смысл.

Экзарха отличали фундаментальная приверженность честному диалогу, желание придти к единству не извне, но изнутри, исходя из совместно пройдённого пути постижения истины. Такую позицию можно считать предвестником современного церковного видения диалога, начало которому положил II Ватиканский собор.

Однако, призрак единения Церквей очень страшил большевиков: они понимали, что католичество – сила, бороться с которой нелегко. Экзарху было предъявлено специальное обвинение в том, что он организовывал протесты православного и католического духовенства.

Процесс по обвинению экзарха послужил только большему торжеству Церкви. Он сам был своим защитником. Его резкие ответы и защитительная речь вызвали восхищение многих присутствовавших. Его фраза: «Хотя мы и подчиняемся советской власти вполне искренно, но смотрим на неё, как на наказание Божие за грехи наши» – вызвала сенсацию и ходила по всей Москве.

В тюрьме, среди осуждённых, он мог продолжать апостольскую деятельность: из тюрьмы он мог, хоть и с перерывами, управлять экзархатом.

Приговорили его к десяти годам тюремного заключения. Переносил он его бодро. Письмо, написанное 23 мая 1926 года, – это последнее известие, которое дошло до нас непосредственно от самого экзарха.

Заканчивается оно словами: «Хотелось бы мне, чтобы как-нибудь было доведено до сведения Святейшего Отца, что я так глубоко тронут его заботами обо мне недостойном, что мне становится подчас стыдно за такое незаслуженное участие, и что я думаю о том счастливом моменте, когда лично смогу поклониться его апостольским стопам».

Произнесено в Кафедральном соборе Непорочного Зачатия Девы Марии 2 марта 2018 г.

Опубликовано на сайте Римско-католичесой Архиепархии Божией Матери в Москве